cc07de13     

Баратынский Евгений - Перстень



Е. А. Баратынский
Перстень
Повесть
В деревушке, состоящей не более как из десяти дворов (не
нужно знать, какой губернии и уезда), некогда жил
небогатый дворянин Дубровин. Умеренностью, хозяйством он
заменял в быту своем недостаток роскоши. Сводил расходы с
приходами, любил жену и ежегодно умножающееся семейство, -
словом, был счастлив; но судьба позавидовала его счастью.
Пошли неурожаи за неурожаями. Не получая почти никакого
дохода и почитая долгом помогать своим крестьянам, он
вошел в большие долги. Часть его деревушки была заложена
одному скупому помещику, другую оттягивал у него
беспокойный сосед, известный ябедник. Скупому не был он в
состоянии заплатить своего долга; против дельца не мог
поддержать своего права, - конечно, бесспорного, но
скудного наличными доказательствами. Заимодавец
протестовал вексель, проситель с жаром преследовал дело, и
бедному Дубровину приходило дозареза.
Всего нужнее было заплатить долг; но где найти деньги?
Не питая никакой надежды, Дубровин решился, однако ж,
испытать все способы к спасению. Он бросился по соседям,
просил, умолял, но везде слышал тот же учтивый, а иногда и
неучтивый отказ. Он возвратился домой с раздавленным
сердцем.
Утопающий хватается за соломинку. Несмотря на свое
отчаяние, Дубровин вспомнил, что между соседями не посетил
одного, - правда, ему незнакомого, но весьма богатого
помещика. Он у него не был, и тому причиною было не одно
незнакомство. Опальский (помещик, о котором идет дело) был
человек отменно странный. Имея около полутора тысяч душ,
огромный дом, великолепный сад, имея доступ ко всем
наслаждениям жизни, он ничем не пользовался. Пятнадцать
лет тому назад он приехал в свое поместье, но не заглянул
в свой богатый дом, не прошел по своему прекрасному саду,
ни о чем не расспрашивал своего управителя. Вдали от
всякого жилья, среди обширного дикого леса, он поселился в
хижине, построенной для лесного сторожа. Управитель, без
его приказания и почти насильно, пристроил к пей две
комнаты, которые с третьего, прежде существовавшею,
составили его жилище. В соседстве были о нем разные толки
и слухи. Многие приписывали уединенную жизнь его скупости.
В самом деле, Опальский не проживал и тридцатой части
своего годового дохода, питался самою грубою пищею и пил
одну воду; но в то же время он вовсе не занимался хо
зяйством, никогда не являлся на деревенские работы,
никогда не поверял своего управителя, - к счастью, отменно
честного человека. Другие довольно остроумно заключили,
что, отличаясь образом жизни, он отличается и образом
мыслей, и подозревали его дерзким философом, вольнодумным
естествоиспытателем, тем более, что, по слухам, не
занимаясь лечением, он то и дело варил неведомые травы и
коренья, что в доме его было два скелета, и страшный
желтый череп лежал на его столе. Мнению их противоречила
его набожность: Опальский не пропускал ни одной церковной
службы и молился с особенным благоговением. Некоторые
люди, и в том числе Дубровин, думали, однако ж, что какая-
нибудь горестная утрата, а может быть, и угрызения совести
были причиною странной жизни Опальского.
Как бы то ни было, Дубровин решился к нему ехать.
"Прощай, Саша! - сказал он со вздохом жене своей. - Еще
раз попробую счастья", - обнял ее и сел в телегу,
запряженную тройкою.
Поместье Опальского было верстах в пятнадцати от
деревушки Дубровина; часа через полтора он уже ехал лесом,
в котором жил Опальский. Дорога была узкая и усеяна
кочками и пнями. Во многих



Содержание раздела